Но думал я совсем о другом. В голове все вертелась жуткая картинка, как Ярину с Оксаной живьем раздирают и жрут новоземельные твари.
Меня еле добудились. И видно не с первой попытки.
Вчера чтобы избавиться от мук совести и не видеть перед собой жуткую картину гибели хохлушек, я ничтоже сумняшися надрался в лохмуты в своем номере и выпал из реальности, наплевав на все вокруг.
Слабый я человек оказался.
Интеллигентный.
Впечатлительный.
После того, как я стал подавать признаки жизни, Булька выперла всех из номера, попутно надавав кучу мелких поручений Исабель Великолепной, которая с видом рассерженной графини взирала на весь этот беспорядок, творящийся на ее подмандатной территории.
— Нельзя так, Жорик, воспринимать все так близко к сердцу каждое недоразумение, — сказала Айзатуллина, закрыв за всеми дверь.
У меня опять в глазах замельтешили визжащие от нестерпимой боли, живьем поедаемые хохлушки. Воображение у меня богатое, художник все же, хоть и недоделанный. Ничего себе — думаю, — недоразумение. А потом вспомнил, что девчатам о судьбе их товарок я так ничего вчера и не рассказал.
И не расскажу. Не всякое знание во благо.
Столик у кровати как по волшебству сервировался бутылкой Новомосковской водки, острой горячей закуской на трех тарелках. Большой таблеткой «алказельцера» и полторашкой газированной минералки неизвестной мне фирмы в стеклянной бутылке.
Я даже видеть еду не мог. Не то, что есть.
Только на «алказельцер» с минералкой меня и хватило.
Упав обратно на кровать и повернувшись на бок, заметил, как Анфиса мокрой тряпкой подтирает с наборного паркета мою блевотину.
Стало стыдно.
— Как ты умудрился столько спиртного в одно рыло употребить? — подала голос Иванова. — Там же на пятерых в мини-баре стояло.
Я не ответил. Раз там нет ничего, значит, как-то умудрился. Что зря спрашивать? Я сам не знаю как.
— Ты давай, Жорик, быстрее околёмывайся. Иначе свадьбу Галкину пропустишь. Она в шесть вечера будет. Ой… — запнулась Булька. — То есть в восемнадцать часов. Кто ее к алтарю поведет? Кроме тебя некому.
Какая свадьба? О чем это она?
Тут в номере появился Тристан и я вспомнил, что Антоненкова скоро из ляди превратится в леди.
Лейтенант оглядел площадку и вынес решение.
— Так, все на хрен с пляжа. Это, — показал рукой на столик, — убрать. А вот тазик оставить.
Хоть он говорил по-английски, но чувашка с татаркой его прекрасно поняли. Скорее всего, по красноречивым жестам и энергетике выражения.
Пока девчата собирались, Тристан вынул рацию и приказал.
— Джонни, давай быстро спецбоеукладку в 202 номер тащи из броневика.
И придержал рукой бутылку водки, которую Сюембюль собралась засунуть в мини-бар.
— Это оставь.
Ушли девчата, столкнувшись в дверях с кирасиром.
Кирасир принес две полуторалитровые пластиковые «соски» с красным элем.
Тристан вынул из буфета большие хрустальные стаканы с алмазной резьбой.
Кирасир тут же наполнил их элем.
— Давай, заправляй организм, — практически приказал лейтенант.
Я послушался.
Кирасиры выпили синхронно со мной.
Потом Джонни по кивку лэрда испарился из номера, и Тристан спросил.
— Что случилось, Джодж?
— А что? Для того чтобы человеку напиться обязательно должно было что-то случиться? — ответил я вопросом на вопрос.
От Розы я, наверное, я набрался таких манер.
— Не обязательно, — согласился со мной лейтенант. — Но чтобы ТАК надраться, прости, нужна причина.
Мысленно махнув рукой, я рассказал ему все про хохлушек.
— Единственное, что меня в этой истории греет, так это то, что больше нас ловить не будут, — завершил я рассказ.
— Я бы на твоем месте на это не надеялся, — покачал головой лэрд. — В этом городе вас ловить, точно не будут. А про то, что случиться за городской чертой, никто уже ответственности не несет. Такие тут порядки.
— Умеешь ты утешить.
— А вот сарказм твой сейчас как раз неуместен. Ты лучше эля хлебни — хорошее похмельное средство. От предков нам осталось.
И Тристан снова разлил краснную слабо пенистую жидкость по стаканам.
Мы уже допили весь эль, когда в номер ворвалась Вероника де Охеда. На шпильках, в голубом платье, которое составило бы реальную конкуренцию одеяниям Исабель Великолепной, и с кофром в руках похожим на косметический.
— Так, — воскликнула она, забыв поздороваться, — что кроме пива принимали внутрь?
— Водку, — откликнулся лейтенант.
— «Алказельцер», — эхом отозвался я.
— А вчера? — повернулась она к Тристану, красиво крутанув распущенными волосами по плечам.
— А вчера он один выпил весь мини-бар, — наябедничал на меня лейтенант.
У Охеды челюсть отпала.
— И как ты еще жив? — уперлась она меня своими глазами цвета спелой маслины.
— Он же русский, — ответил ей за меня валлийский лэрд, как будто бы этим все можно было объяснить. — Кстати, доктор, он будет в состоянии вечером повести мою невесту к алтарю?
— Если и дальше будете пить водку, то нет, — откликнулась Вероника, одновременно оттягивая мне веки.
Тристан тут же убрал со стола бутылку, которую я проводил тоскливым взглядом.
Лейтенант посмотрел на Веронику и последовательно очистил стол от пустых «сосок» из-под эля, стаканов и набитой окурками пепельницы.