Наперегонки со смертью - Страница 23

— Доктор, когда же вы, наконец, развяжете меня, мне в этой позе уже надоело лежать — моментально нашел время пожаловаться. — Да и затёк весь. Скоро пролежни появятся.

— Если не будете брыкаться по своему обыкновению, то развяжем, — спокойно проговорила сеньорита Балестерос, не отрывая взгляда от бумаг. — Вам необходим покой и фиксированная поза. Трещина во втором позвонке вещь серьезная. Вы же не хотите ходить оставшуюся жизнь со скрюченной набок головой, на которой уже есть скрюченный набок нос. Хотите стать таким красавчиком?

— А у меня ещё и нос соскрюченный? — озадачили они меня.

— Ещё как, — ответила сеньорита доктор, — но мы его пока не трогали. Были более насущные моменты поправки вашего здоровья.

Она машинально поправила волосы грациозным движением правой руки и продолжила.

— Вы должны быть благодарны тому бандиту, который ударил вас коленом по носу. Этим он изменил траекторию вашего падения из автобуса и сохранил вам жизнь, сам того не желая. Если бы вы упали, как падали, вертикально головой об землю, то перелом атланта вам был бы гарантирован с разрывами мозговой ткани. Летальный исход в течение суток, даже при самой мощной реанимации. Ещё вам повезло, что вас ещё очень быстро к нам доставили. Приходилось слышать о главном правиле полевой хирургии?

— Нет, — я действительно о таком правиле ничего не слышал.

— Первая минута — бриллиант, первый час — золото, первые сутки — серебро. А дальше — дерево, — просветила меня доктор.

— Какое дерево? — не понял я юмора и переспросил.

— То, из которого строгают гроб, — пояснил магистр Купер.

— Всё равно непонятно, мы же были довольно далеко от города. На границе с Валлийским принципатом.

— Вас доставили сюда на санитарном вертолёте, — улыбнулась доктор, — Вас и ещё одну девушку с проникающим ранением груди.

— Какую девушку? — всполошился я.

— Успокойтесь, доктор Волынски, вам нельзя волноваться, поэтому пока мы вам ничего не скажем, — тут же вскинулся магистр Купер.

— Эскулапы… — протянул сурово так, но, тут же, послушно принял предписанную позу, хотя хотелось очень грязно ругаться на всех знакомых языках. — Ничего вы не понимаете в людях. Если вы мне ничего не скажете сейчас, то я буду намного сильнее волноваться, и уж накручу себя по любому гораздо сильнее от неизвестности. К бабке не ходи.

— К какой бабке? — удивилась доктор.

Пришлось пояснить.

— Это присказка такая русская. Когда всё предельно ясно и гадалка уже не нужна.

— Вы русский? — удивился Купер.

— А что не похож? Наверное, оттого что нос набок. Как зовут эту девушку?

— Нет, просто вы очень чисто говорите по-английски, — отметила доктор. — Как природный англичанин. Причем, как англичанин из хорошей семьи.

— Я учился в Оксфорде, в школе бизнеса, — пояснил им происхождение моего хорошего английского произношения.

Врачи переглянулись, потом Купер вынул из кармана блокнот и прочитал фамилию девушки.

— Синевиш.

— Наверное, Синевич? — поправил его.

— Да, вы правы. Ваши фамилии очень трудные для произношения.

— Что с ней? — постарался, чтобы голос не выдавал моего волнения.

Наташа!!!

Моя Наташа!

Ранена!

Нет мне прощения!

— Проникающее ранение в грудь. Навылет. Ей сделали операцию, но состояние тяжелое. Пневмоторакс, — пояснила доктор.

— Слава Богу, она жива. Руки связаны, а то бы перекрестился, — выговорил с заметным облегчением.

— Кто она вам? — спросил Купер.

— Жена, — ответил ему уверенно.

— А остальные девушки, которые нам каждый день надоедают, требуя от нас бюллетень состояния вашего здоровья, как коронованной особы? — спросила доктор заинтересованно.

— Тоже жены, но Наташа — любимая жена.

Наверное, дурацкая у меня сейчас улыбка.

— У вас гарем? — обалденно переспросил Купер.

Озадаченность на его лице перемежалась с неприкрытой завистью. А челюсть-то упала, Мастрояни! Вид удручённого красавца магистра резко повысил моё настроение. А может и состояние.

— Гарем, а что такого? — попытался пожать плечами, но не вышло.

— Да… Такого у нас ещё не было. Что делать будем, Люсиано? — спросила доктор магистра, задорно подмигнув мне правым глазом.

— Завидовать будем, — ответил магистр. — Что ещё тут можно сделать?

— Чему завидовать? Ты, наверное, весь госпиталь уже перетоптал, — засмеялась доктор.

— Завидовать тому, что столько женщин при одном мужике ещё не выцарапали друг другу глаза и не забили его скалками, — на полном серьёзе ответил Люсиано.

— Они у меня дружные, — улыбнулся я, вспомнив своих девчат, и вернулся к более волнующему меня вопросу. — Наташа? Как её состояние?

— Стабильно тяжёлое, но есть надежда, что все будет хорошо, — охотно ответила доктор. — Операция, по крайней мере, прошла удачно. На грудине даже шрам будет небольшой, не портящий красоту таких прелестных молочных желёз, чего не сказать о спине. Хотя… Глубокое декольте ей больше не носить. Но чтоб это была её самая большая печаль в жизни.

Чувствовалось, что доктор Балестерос гордиться своей работой.

— Главное, она жива, — выдохнул уже облегченно. — Я могу её увидеть?

— Вы с ума сошли, — доктор даже всплеснула руками, под которыми колыхнулись её большие тяжёлые груди. — Сами ещё двигаться не можете. Да и она пока пластом лежит под капельницей. Думаете, ей приятно будет, чтобы вы видели её такой худой, бледной и изможденной. Она же крови потеряла много. Вот оба поправитесь и милуйтесь, сколько вам влезет.