Боря свою суку выгуливал, а мой кобель к ней стал грязно домогаться, совсем не вовремя.
Потом Боря отрекомендовал меня остальной собачьей компашке. А в те времена, не так как сейчас, собачники составляли в Москве что-то вроде масонской ложи. Иной раз такие аферы через собачье родство или свойство проворачивались, что нынешние олигархи ровно детки несмышленые. И понеслась. Хвост кометы «застольного периода» отечественной истории.
Боря при всей своей житейской расхлябанности и разгульности не без тараканов в голове. У него, к примеру, не только отдельные полотенца были для лица и для яйца, но даже кусочки мыла для этого разные.
Боря высокий — на полголовы выше меня, стройный, чернявый с наглым черным глазом и в меру носатый. В самый раз для выставки достижений скрытого хозяйства. В то время среди баб предрассудок такой пробегал, что длина полового члена у мужика точно соответствует длине его носа.
Боря меня старше лет на шесть. Его жена — Люся, мне ровесница, тоже девка веселая и компаний не чуралась, как некоторые замужние бабы. А Боря хорошую компанию очень даже уважал. Она и фамилию себе Борину по замужеству взяла — народ эпатировать. Сама же светлей светлого и даже ресницы белёсые. И внешность имела самую, что ни на есть деревенскую, хотя и очень симпатичную.
Я потом с этой собачьей компанией даже без собаки уже долго тусовался, даже после того, как Боря с Люсей в Израиловку скипнули после неудачного мятежа главы чеченской мафии в 1993 году. Когда все всех пугали что вот-вот, ну прямо вот-вот начнутся еврейские погромы. А они все не начинались. Боря к этому вопросу вообще индифферентный был. Но вот Люся не на шутку возбудилась и заявила, что хочет кайфа в Хайфе. А то ее — ЕЕ, на работе уже мордой жидовской уборщица обозвала.
И в следующий раз я повстречался с Борей в Москве в год перед дефолтом. Они в Израиль смотали и как шкуру занесли. А тут звонит, в гости набивается, как будто на прошлой неделе расстались.
В общем, не прижился чистопородный еврей Боря в Израиле. Чего не сказать о Люсе — она там расцвела и очень неплохо устроилась со своей специальностью технолога газированных напитков. И в общество местное вписалась как ключ в замочную скважину. Боря вернулся и теперь он «дважды еврей Советского Союза», как сам шутит, а Люся осталась — вплоть до развода.
Пока Боря в Палестине чалился на неметчине успели пройти знаковые перемены. Продавили дойчлибералы в бундестаге, в качестве национального покаяния за объединение страны, закон о восстановлении в стране поголовья евреев до количества на 1933 год. Но хитро так, кто с израильским паспортом — те в пролете. На то в законе отдельная сноска была. Сплетничали, что ее само израильское лобби и инициировало.
И то ли по природному разгильдяйству своему, то ли от благоприобретенной советской хитрости, но Боря остался в Москве прописанным в квартире родителей, которые в Израиль ехать категорически отказались. И провернули тогда мы очень простой, но очень хитрый финт, до которого Боря сам не догадался. В наглую подать в милицию по месту прописки заяву об утере паспорта.
Через две недели, уплатив положенные штрафы и пени, стал Боря обладателем новенькой российской краснокорой паспортины, пахнущей еще типографской краской.
Потом он и в бундос свалил вполне удачно на волне этой хитрой репатриации.
И вот я сталкиваюсь с ним нос к носу тут, на Новой земле, где застать его никак не представлял возможным.
И как такое не отметить загульным цунами и сексуальным ураганом.
Ну и отметили.
Хорошо отметили.
Даже ресторан закрыли раньше положенного, а вот официанток хорошеньких тормознули — нас обслуживать.
Я ночевать у Бори остался, попросив Розу с Сашей, которые наш загул переносили уже с трудом, оповестить личный состав, что сегодня меня не будет.
Ночевали даже не в Борином коттедже у моря, а прямо в ресторане. Куда либо еще двигаться сил уже не было никаких. Ни у кого. Официантки отрубились намного раньше нас, воспитанных советской властью.
Весь прошлый день мы шатались с Борей по городу — он знакомил меня со своими приятелями, среди которых как всегда было очень мало евреев и много симпатичных покладистых девчат.
Погуляшки наши плавно переросли в новую грандиозную пьянку, что характерно вне Бориного кабака, закрытого сегодня на «санитарный день». Шатались с переменной компанией по чужим ресторациям и шалманам.
— Да ну еще на собственной работе пить, — гундосил Галбмиллион. — Никакого удовольствия не будет. А душа, Жорик, праздника хочет.
Кстати официантки его куда-то, поутру, потерялись по-пьяни. Жалко стало, я бы с той мулаточкой повторил бы с удовольствием все экзерсисы.
Но грех жаловаться — хорошо гульнули, как в молодости, когда кажется, что будешь жить вечно.
Город этот я так и не запомнил особо. Кроме разве что серого кирпича, в который везде утыкался мордой.
И все разнообразные злачные места, по которым меня таскал неутомимый аид моего прошлого, слились для меня в один бесконечно длинный кабак. Этакий Мариенгофф.
Денег с меня — долю в расходах, Боря брать категорически отказался. Но вот «бизон» в подарок принял. Я же не халявщик. Но и он мне не спонсор.
И сейчас Галбмиллион тяжко похмельный провожал меня такого же тяжко похмельного, но крепко держащего в руках подарочный кэг с пивом, за городскими воротами. Потому как в этот город пронести автомат в подарок было просто нереально. Требовалось нотариальное уведомление о передаче, осмотр в арсенале и там же оставить его на хранение. А это и время и деньги. А за городом никто и ничто не регламентировал. Внесет как свой.