Потом телепал «хамви» кирасиров с крупнокалиберным пулеметом — чуть ли не ДШКМ, за ним наш автобус, испанский «ленд-ровер 109», который «Сантана» со спаркой пулемет-гранатомет, трофейный «лапландер» таежниц, и снова «хамви» кирасир со спаркой пулемет — автоматический гранатомет.
Замыкал колонну еще один броневик «рэкете» со спаренными «браунингами». Этот ехал, развернув башню назад.
В автобусе ретирадный пулемет был заправлен новой лентой и торчал из окна, как ему и положено было. На ствол презерватив натянут. Пыль можно потом и замести веничком, а вот безопасность на первом месте.
Из-за этой безопасности минут двадцать до хрипоты спорил с лэрдом и сержантом-казадором пред выездом: брать или не брать с собой семью пожилого француза с шестью дочками-погодками от тринадцати до семнадцати лет весьма ординарной внешности.
Не повезло мужику, до своих южных французов он так и не доехал, как жене стало плохо, и через месяц она скончалась в Коринфе, в больничке. Диагноз — укус насекомого с непроизносимым названием, которого здесь попросту называют сколопендрой, и не столько яд этого инсекта вызвал смерть, сколько аллергическая реакция организма цветущей женщины на этот яд.
Мужик, чтобы с врачами расплатиться свой микроавтобус продал, и теперь тут застрял. Проходили-то они на Новую Землю как неимущие беженцы, по плану «Б». Всей наличности семь тысяч экю, часть которых была уже потрачена на оружие, патроны и топливо.
К иным подсаживаться он сам боится за дочерей (в том числе и на корабли), а другие сами его не берут даже за деньги. А автобуса уже неделю не было — нет пока регулярного тут сообщения, и когда будет неизвестно, а деньги утекают, как сквозь пальцы уже сейчас. Как я его понимаю.
Продавил я все же вояк, уступили они мне (после проверки сведений в местной полиции, естественно). Молодые они еще. Им не понять, каково это любимого человека оставить в чужой земле. Но выставили они мне суровое по местным меркам условие, что поедут французы в автобусе только с опечатанном в сумках оружием.
Папаша Пиаже усмотрев, что в автобусе едут практически одни девчата, махнул рукой и согласился. Доверился мне.
Уложили их потертые ФАМАСы в сумки по три штуки. И один отдельно с их пистолетами — древними «браунингами» модели 1922 года. Какие во время второй мировой войны на вооружении у французской полиции стояли. Оружие красноречиво вещало, что передо мной либо очень бедные люди, либо очень и очень экономные. Но вполне возможно, что они и те и другие одновременно.
Забегая вперед скажу, что ничего страшного не случилось. Довезли мы папашу-героя со всем семейством Пиаже до форта-заправки на перекрестке к Массилии (Марсель, по-русски) и оставили там. Дальше уже сам, сам, сам… Среди своих уже, все легче. А денег я с него за проезд не взял, хоть он и порывался отслюнить мне орденский пластик. Просто представил я, как он сейчас начнет торговаться в лучших традициях французской деревни, так и поплохело сразу — мне в тубзик нужно было как из пушки.
Первый раз, со староземельной Москвы, мой автобус был набит по завязку. Водителя мне кирасиры выделили, так что сел я рядом с Розой, которая коротала свой досуг на рабочем месте радиста.
— Я рад, что ты наконец-то обратил на меня внимание, Жорик, — проворковала Шицгал.
— А на кого мне еще обращать внимание, как не на любимую жену, — отшутился я.
Но шутка юмора была явно неудачной. Роза все восприняла всерьез.
— И когда я буду исполнять свой супружеский долг?
— После траура, — объявил я ей и поощрительно погладил по коленке.
Роза умная девочка, сразу переключила тему.
— А что эти француженки такие корявые? Ведь молоденькие совсем. Я о них лучше думала.
— Грустное наследство католической инквизиции и особенно протестантского гугенотства, — просветил я красотку. — Всех красивых баб они сожгли в средние века, как ведьм. Тебя бы тоже сожгли, потому как красивая. И умная. Ведьмачье сочетание. Эти вот девицы и настучали бы куда следует.
Все рано делать было нечего, и я прочитал Розе целую лекцию про забавную книжонку «Молот ведьм» и многовековые европейские гонения на баб. А с тем, что у них в Европах в женском фенотипе осталось только в гомики и подаваться.
— Жор, мне так жалко Наташку, — неожиданно проговорила Роза. — Она же рядом со мной сидела на корточках, когда стрелять начала. А я просто описалась от страха. А до того как в ступоре была.
Я обнял девушку за плечи и прижал к себе и ответил.
— Все уже в прошлом, — и подумал, что и эту психотерапией лечить придется. — Хотя мне Наташку тоже жалко до слез.
— Давай вместе поплачем, — предложила девушка.
Автобус как раз въезжал в ворота форта-заправки Массилии.
Это какая-то неправильная Франция. Даже вообще не Франция. Это Окситания. Страна Ок. Французская Франция тут на севере рядом с Германией. Местный люд подчеркивает это на каждом шагу и ко всему французскому относятся как западенские галицаи к русским на Украине.
За время ужина мне несколько раз сказали: «Тут вам не Франция». Так что из спиртного на выбор только пастис и граппа за отдельные деньги. Но как-то не впечатлило меня пить местный виноградный самогон, ничем не отличающийся от грузинской чачи. А пастис я уже пробовал разок в московском ресторане — «Тройной» одеколон имеет, по-моему, более приятные органолептические свойства.
Зато тут выращивают подсолнухи и давят из обжаренной семечки ароматное масло, которое и у нас до революции называлось «прованским». до того как в советской борьбе против космополитизма приказали именовать не иначе, как «подсолнечным». У каждого кабачка над дверью подсолнух прибит, иногда настоящий, но чаще искусно вырезанный из дерева и раскрашенный. Культ, однако.