Аааа… Все мне сейчас одно и то же говорят. И нет в этих словах мне утешения. Ни в каких словах сейчас не будет утешения. Рана душевная также требует времени на заживление, как и рана телесная.
Но все равно надо поблагодарить этого неравнодушного ко мне человека.
— Спасибо вам, святой отец, за участие. А я ведь даже не знаю, как вас зовут. Кого в молитвах поминать.
— Когда я монашеский постриг принимал, меня Ингацио назвали. А здесь я настоятель этого маленького храма и епископ этого большого города. Окормляю по мере сил свою паству.
— Святой отец, что с нами происходит? Куда мы катимся? В кого превращаемся? Со времен древнего Рима над покойником должны были сказать похвальное слово ему. А вчера? Я — ладно, у меня горло перехватило от горя, и то себя корю. Но остальные так стояли и молчали как отара ягнят. Никто даже слова о ней не сказал над ее могилкой. И я не потому это сейчас говорю, что мне за мою Наташку обидно, а потому что в последние годы это повсеместное явления у нас на Старой Земле. Словно мы не от своих родителей произошли.
— Каждой темпоре свой морес, — слегка улыбнулся отец Игнацио, собственной шутке юмора. — Лишь только слова Бога Живого остаются неизменными.
Сегодня стрелял долго и так, будто все мишени были мои личные враги, убившие мою любимую девушку. И это остервенение мое не осталось без внимания.
— Да ты, Хорхе, никак решил обогатить мое стрельбище? — раздался за плечом голос капитан-генерала.
Он своей единственной рукой как раз смахивал со стола дюжину пустых коробок от практических патронов.
— Тебе разве плохо? — ответил я, не поворачиваясь, всаживая пулю за пулей из «лахти» в один и тот же гонг, мне тон его звука очень нравился.
— Дай стрельнуть из этого чуда, — попросил Паулино.
— На, не жалко.
Я заменил магазин на снаряженный, передернул затвор и положил пистолет на стол.
Капитан-генерал повертел в руке блескучую машинку для убийства, приноравливаясь. Оценил.
— Удобно. Почти как «люггер». Только тяжелее.
Вскинул пистолет и выбил звук из восьми гонгов на разном расстоянии.
Потом поцокал языком в восхищении.
— Точный аппарат.
— Только не для этого климата делан, — вставил я свою реплику. — Арктический девайс. На холоде нет отказов, а вот, как он поведет себя в джунглях — кто его знает?
— Все равно приятно в руке подержать. Удобно. Тоже трофей?
— Он самый с натурального финна.
— Почему ты решил, что с финна?
В ответ я просто достал из кармана и продемонстрировал Паулино зажигалку со свастикой. Типичной финской свастикой с обкусанными концами.
Заодно и сигареты оттуда вытянул и прикурил, раз сам не стреляю.
А вот сказал совсем другое.
— Почему у тебя в лавке нет практических патронов 7,65 на 22 миллиметра?
— Редкий калибр. Демидовск не делает. А за «ленточкой» они и по тем деньгам дорогие. Смысла нет. За последние четыре года ты первый, кто о них спросил.
И он кивнул на семьсот двенадцатый «маузер».
— А из этого дашь шмальнуть?
— Одиночными или очередями?
— Одиночными. Куда мне однорукому очередями.
Вставил в пистолет магазин на десять патронов. Перевел флажок на одиночный огонь — сам только что очередями стрелять из него тренировался, и положил «маузер» рядом с «лахти».
— Мечта, — восхищенно произнес Паулино, прицеливаясь.
Я дождался, пока генерал капитанский отстреляется и спросил.
— Ты радиостанции покупать будешь?
— Посмотреть бы… — процедил Паулино. — Пощупать.
Торгаш прям, а не мент.
— Не проблема. Только уговор: покупаешь как целые, так и разбитые — на запчасти.
— Разбитые, как я понимаю, это совсем другие деньги? — начал торг капитан-генерал.
— Сторгуемся, — ответил я неопределенно. — Только это не мое, а отрядное имущество, так что приготовь наличные. У отряда счета в банке нет.
— Если куплю, то за этим дело не встанет, — кивнул он, подтверждая свои слова. — Что еще у тебя на продажу?
— Автоматы советские калибра 5,45 миллиметра — четыре штуки и патроны к ним с бакелитовыми рожками.
— Нет. У нас, сам видел, все вооружены «СЕТМЕ» Эль Си или ее немецким клоном от «Heckler und Koch» под натовский патрон 5,6 миллиметра. Так что стандарт мы разбивать не будем. Даже хорошими советскими автоматами.
— Тогда чего тянуть кота за яйца, — внес я новое предложение. — Поехали, все сам руками пощупаешь. Заодно и поужинаем.
И стал собирать свои пистолеты в оружейную сумку. Дома их почищу, после бизнеса.
Сидели в номере с Анфисой, подбивали отрядные бабки после всех трат последнего времени. Деньги утекали как песок сквозь пальцы со страшной силой. Около 300 экю вообще не вспомнились, куда и как они ушли. Все потому что вовремя не были эти траты записаны. Забыли мы закон бизнеса: купил карандаш за три копейки — запиши, иначе таких мелочей набежит за отчетный период на сумму «мама не горюй». И, конечно же, на поминки выкинули денег неоправданно не меряно, да так, что и вина, и еды осталось очень-очень много. Нам с валлийцами все эти остатки не съесть и не выпить. Однако жаба моя молчала, ей тоже для Наташки не ничего жадно, но все же это не по-хозяйски как-то. Не рассчитала Фиса. Лишний раз пожалел, что ушла от нас аккуратистка Ингеборге. И это притом, что все кладбищенские траты я оплатил из своего кармана.