Наперегонки со смертью - Страница 57

— Когда хоронить? — переспросил я, когда пыль от «тойоты» стала осаживаться в воротах.

— Лучше сегодня, — ответил Купер. — Жара. Холодильник в морге старый. Работает на пределе. Тем более, что его только ночью включили и он как следует выхолодить помещение еще не успел.

— Тогда я поехал, — протянул я ладонь Куперу. — Дел выше крыши. Сам на похороны придешь? Или у тебя для пациентов персональное кладбище?

— Погоди тут, — наставительно сказал магистр, пропуская мимо ушей мою колкость. — Я сейчас.

Как всегда в экстремальной ситуации я не раскис, не впал в ступор, а четко собрал все свои возможности в кулак. Но держать их так мог только в действии. Никак не в ожидании. На мое счастье Лусеано вышел обратно на крыльцо быстро. В сопровождении полицейского.

— Вот, — сказал он. — Знакомься: Айтор де Бискайя. Будет сегодня у тебя водителем. А то и тебя хоронить придется. Понимаю, что так дешевле выйдет, но не хотелось бы.

Уел, пилюлькин, уел, ничего не скажу.

Церковь оказалась маленькой — я откровенно ожидал большего размаха. Но видать даже испанцев — этот последний оплот католицизма, покинула рвение к вере. Просто на Старой Земле с ее многочисленными памятниками культовой архитектуры это не так заметно.

Внутри было пусто и тихо настолько, что гулко под потолком отзывались мои шаги по каменным плитам. Прямо напротив входа стояла большая каменная чаша со святой водой. Опустив в нее правую руку, я перекрестился по православному.

Свечи никто не продавал. Они сразу за чашей на столе у стены лежали невысоким штабелем, и походили на поленницу дров около деревенского сарая. Сбоку со стены на цепочке свисала большая церковная кружка с прорезью под замком. Бери, сколько хочешь, плати — насколько совесть позволяет. И свечку взял и купюру опустил первую, попавшуюся в кармане, не посмотрев даже на номинал.

Затеплил свечу на тетраподе перед распятием.

— Упокой, Господи, рабу твою Наталию и укрой ее в райских кущах своих, — произнес, крестясь, ритуальную фразу.

И тихонько запел.

— Со святыми упокой… — и осекся, не вспомнив дальше слов молитвы песенной, и заплакал неожиданно от собственного умственного бессилия.

Даже этот последний долг я Наташке отдать не смог. Да что я за урод такой?

И слезы стыда покатились обильно из глаз. Не столько от стыда даже, сколько от острой жалости к себе самому, сирым оставшимся на чужой земле.

— Что тебя так беспокоит, сын мой, — ладонь, наполовину скрытая фиолетовым рукавом легла мне на плечо.

— Молитву забыл, — всхлипнул я, еще не осознав, что ко мне обратились по-русски.

— Не страшно это, — утешил меня священник. — Господу нашему не сухой формуляр требуется, а искреннее слово твое, как бы оно ни было сказано. Формуляры они людьми придуманы для людей же, чтобы легче было скопом молиться. Пройдем в исповедальню, облегчи душу свою. Нельзя нести непосильный груз, хотя Господь в мудрости своей никогда не дает человеку креста не по силам его. Но взывать о малых силах своих свойственно нестойкой душе.

И меня прорвало. Исповедоваться я начал сразу, не отходя от тетрапода. Просто «как на духу» рассказал ему все, что произошло со мной за последний месяц. В том числе и про гарем, и про войну, и про видения свои в госпитале, и про то, как спал сегодня с докторицей. Ничего не утаил.

Священник был стар. Очень стар. Лет, наверное, восьмидесяти. Сухой очень. С желтоватым пушком вокруг тонзуры, пергаментной морщинистой кожей на лице, но удивительно пронзительными черными глазами, в которых чуялась немалая сила.

— Нехорошо это, сын мой, — взял слово падре, когда я закончил исповедоваться, — взяв на себя благородную миссию: вернуть блудниц к нормальной жизни самому же при этом блудить с ними. Осознай это. А вот что замуж их отдаешь — это благо. Греха же убийства на тебе нет, так как защищал ты пасомых своих от дорожных бандитов — пособников Диавола на этой земле, ибо они уже не люди. Люди, даже заблудшие, такого не творят. Именем Отца и Сына и Духа Святого отпускаю тебе все грехи твои. Иди, сын мой, и больше не греши по возможности.

Я сделал три шага к отрытым дверям церкви, но тут же обернулся.

— А как же заупокойная служба, святой отец? Треба на похоронах?

— Не беспокойся ни о чем, сын мой. Епископ Коринфский Феодул гостит у меня для подготовки Собора сестринский церквей, он и проведет все службы по ортодоксальному обряду, не откажет.

— Сколько это будет стоить?

— Господь сказал: «когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая, чтобы милостыня твоя была втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно» — и улыбнулся глазами.

Место было на зависть. Самому бы на таком лежать, окончив дни свои.

На освященную территорию кладбища втиснулся скальный «язык». Его все прошедшее время старательно обходили — землю все же копать легче, чем скалу долбить. Так и оказалось пустое место почти на середине кладбища. Но в прошлом году кто-то из пришлых и богатеньких заказал могилку именно на этом месте. Ее выдолбили, а заказчик, заплативший только небольшой аванс, исчез и более полугода уже не появлялся. Весь мокрый сезон мортусы старательно могилку укрывали от затопления. Поэтому епископ решил передать это место мне, если понравится. А коли появится прежний заказчик, то вернуть ему аванс за вычетом амортизации расходов.

Мне понравилось.

С мортусами местными договорился обо всем быстро и большим удивлением осознал, что они меня ни на чем не пытаются разводить, как копатели российских кладбищ давно из своей профессии устроивших криминальную кормушку на вымогательстве денег у безутешных родственников.